[Александр Мень]  |  [Содержание]  |  [Библиотека «Вехи»]

 

АНДРЕЙ ЕРЕМИН

«О.Александр Мень. Пастырь на рубеже веков».

 

Москва. «Сarte Blanche» совместно с издательством «Бумажная галерея», 2001, объем 496 с.

 

Главы из книги

 

Часть вторая.
Смыслообразование

 

Сформулировать Предание на языке современности – задача Церкви. Язычество как следствие непонимания и незнания Библии. Открытость к миру, заповеданная Отцами Церкви. Роль личного духовного опыта в становлении христианского сознания. Усиление  динамизма в христианской мысли  - основа развития современного богословия. Причины стагнации в церковной жизни.  Проникновение в христианство пессимистического мировосприятия.   Представления  о. Александра о Втором пришествии и Суде Божьем. Роль Церкви в общественной жизни. Христианское понимание гармоничного развития человека. Эволюционные взгляды отца Александра. Риск веры или гарантированное обеспечение. Светское и духовное. Значение разума в осмыслении веры. Чудеса и знамения. Средневековое христианство в наше дни, номинальные последователи  Христа. Фундаментализм – измена Евангелию. Причины духовной  деградации и материального обнищания России. Как вернуться  на Евангельский  путь. Роль монашества в современном мире. Библейское мировосприятие,  как источник жизнеспособности Церкви. Антисемитизм и его связь с оккультизмом. Национальное и Вселенское.   Призвание еврейского народа в истории спасения. Евреи в приходе о. Александра. Зачем нужно христианское образование. Подлинная педагогика с точки зрения о. Александра. Обучение детей вере. Отец Александр о посмертном существовании человека и существовании духовных миров. Путь к святости и общение со святыми. «Жемчужина Царства Небесного» - источник сил для обожения  всех сфер жизни. Воскресение Христа и развитие Вселенной. Продолжающееся Воплощение – надежда   будущего христианства. Воспитательные задачи канонизации и  деканонизации святых.  Призвание христианина.

 

 

1

 

Подобно пророкам Ветхого Завета и учителям Церкви отец Александр обогащает для нас церковное предание своим непосредственным духовным опытом. Тот, кто черпает Истину из Священного Писания и опирается на апостольское Предание, обновляет понимание Откровения для своих современников.

В книге «На пороге Нового Завета» батюшка писал: «Учение о постоянно обновляющемся Откровении было положено Самим Иисусом Христом, а потом апостолом Павлом в основу Евангельской проповеди. Она была неотделима от Писания, заповеди и пророчества которого приобретали в устах Иисусовых новое значение… Ученики Христа видели в Нем Учителя, который имел власть истолковывать Слово Божие» [1]. Но и сами ученики Господа, наделенные даром пророчества от Святого Духа, также имеют власть истолковывать Священное Писание, раскрывая его смысл своим современникам.

Дух обновления заложен в Церкви. «Церковь, — приводил отец Александр слова Иоанна Златоуста, — вечно обновляема». Реформаторство присуще ей изнутри, и только поэтому она может успешно бороться с приспосабливающимся ко всякому времени язычеством. Современный западный богослов Анри де Любак писал: «Чем больше растет человечество, тем больше оно изменяется, тем более должна обновляться Церковь. Из древнего, ревниво сохраняемого своего сокровища она умеет черпать новое. Но ее отношения с Иисусом Христом не меняются».

Условия прихода «новой весны», по Любаку, — «открытость и обновление». Однако он же предостерегал: «Открытость, которую от меня требуют, должна стать выражением моей укорененности в главном. Обновление, которому я должен способствовать, должно вытекать из моей верности Церкви ... Горе мне, если погонюсь за чисто человеческими новшествами, чей мгновенный пыл подобен теплоте еще не остывшего трупа, если я сам захочу худо-бедно составить свое кредо, извлеченное из глубоких колодцев истины, вместо того, чтобы опереться на ту мудрость и чистоту, коими Небесный Супруг навеки наделил Церковь Свою! Смогу ли я сохранить понимание того, что только моя связь с Преданием, вовсе не обременяющая, но укрепляющая меня, станет для меня основой плодотворной отваги!» [2]. Эта богословская позиция несомненно близка отцу Александру, в ней выражена суть одновременного движения в сторону укрепления традиции и в направлении обновления смысла.

 

Благодаря своему пророческому дару и способности к синтетическому восприятию мира, отец Александр сумел перевести многовековой опыт Церкви, ее Предание на язык современности. Он сформулировал ясную систему главных ценностей христианской жизни. Она стала синтезом лучшего, что создала человеческая мысль за последние две тысячи лет, и эта открытая система помогает сегодня войти в самый центр Евангельского Благовестия людям, отстоящим от него на двадцать веков, говорящим на языках, вовсе не укорененных в Священном Писании.

Раз Библия записывалась в определенной традиции, считал отец Александр, она нуждается в современных толкованиях, иначе люди не смогут ее читать, и она перестанет воздействовать на Церковь. Батюшка видел свою задачу в том, чтобы научить нас любви к Священному Писанию. Он считал, что Библия — это самые драгоценные страницы из всех, когда-либо написанных людьми, но «это не научный материал для интеллектуальных упражнений, и ее нельзя читать, как любую другую книгу… Писание похоже на звездное Небо. Чем больше в него смотришь, тем больше видишь звезд...» Читая Священное Писание, человек должен научиться прикладывать то, что сказано в нем, к своей жизни.

Отец Александр всегда был сторонником обновления переводов Библии. По его мнению, книги Священного Писания нуждаются в переводе каждые 25 лет, ибо язык меняется постоянно. Когда это не делается, в ограду Церкви начинают проникать всякие ереси, искажения, заблуждения.

Статическое мировоззрение и околоцерковное язычество процветают именно там, где христиане перестают понимать смысл Библии. Поэтому работу в области библеистики отец Александр рассматривал как особенно важную задачу Церкви. «Без предания, без библеистики, — говорил он, — Библия может быть даже разрушительной книгой». Чтобы она несла людям Свет и Жизнь, необходимо обратиться к ее сущности, скрытой за архаическим языком, а для этого нужны современные толкования, переводы, интерпретации.

«В каждую эпоху, — пишет историк В. Илюшенко, — библейская культура требует своего, нового слова. В наши дни это слово было сказано отцом Александром»[3].

Вологодский архиепископ Михаил, впервые познакомившись с книгами батюшки по истории религий, составил «впечатление об отце Александре как о замечательном богослове-христианине, о выдающемся борце за дело Христово, каким он был и каким он продолжает жить как в своих трудах, так и в памяти людей, имевших счастье знать его лично» [4].

 

...

 

3

 

Отец Александр почти не оставил письменного богословского наследия (лекции, проповеди, беседы – устный жанр), поскольку не считал для себя возможным тратить время на чисто богословскую работу. Теоретические проблемы не представлялись ему такими уж важными. Он говорил, что вопросы, занимающие умы современных теологов — о софийности мира, о предопределении и т.д. – конечно же, интересны, существенны и увлекательны, но это — то, без чего можно прожить. А вот без Бога, без Христа жизнь есть мука или самообольщение.

«Мир создан Богом (как? — пусть решают теологи), все осмыслено и полно таинственного значения (анализировать подробности предоставим мудрецам), я ответственен перед своим Создателем, я погибаю, но спасен Им. Он призывает к Себе. Он призывает к Крещению. Он созидает Церковь, Он воздвигает Чашу. Все прочее ВТОРИЧНО. И кризис наступает лишь тогда, когда мы отступаем от Него, от Его заповедей, от Его Церкви, когда мы изменяем вере в Него».

Будучи пастырем и историком религий, отец Александр надеялся, что богословскую работу продолжат его ученики.

В одном интервью он говорил: «У нас люди в основном требуют хлеба, простой пищи. И я работаю в этой пекарне. После меня придут те, кто будет изготовлять пирожные, но моя задача делать хлеб...» Батюшка всегда шел туда, где нужен был хлеб, «Хлеб жизни». Вот почему первая его книга «Сын Человеческий» — о Христе, а вслед за тем он написал шеститомник о происхождении и сущности религии. Оба труда ориентированы, прежде всего, на пастырские нужды.

В то же время анализ письменного и устного наследия отца Александра приводит к выводу, что самой серьезной задачей современного богословия он считал усиление динамизма в христианской мысли через возвращение к Библейскому профетическому духу.

Как историк батюшка полагал, что примерно с Константиновой эпохи, когда христианство стало государственной религией Римской империи, в мире началось взаимопроникновение Библии и язычества. Так как процесс этот продолжается до сих пор, нашу цивилизацию следует рассматривать как итог Константиновой эры. Батюшка был уверен, что человечество не сможет выйти на следующий духовный этап (вступить в подлинно христианскую эру), пока не осознает сам факт своего полуязыческого существования и не поймет, что именно из языческого прошлого проникло в его ментальность. Только освободившись от этого «наследия», Церкви удастся вернуться к чистоте первоначального предания.

Отец Александр видел, что языческие народы, принявшие из рук еврейских апостолов Благую весть, не смогли воспринять присущее им чувство развивающейся и осмысленной истории. Сначала эти народы постарались проникнуться Евангельским духом, но, испугавшись свободы, «заморозили его во времени». Этот страх перед Жизнью оказался для человечества губительным, ибо «закваска Слова Божия должна всегда оставаться живой».

«С одной стороны, — говорил отец Александр, — христиане якобы приняли Ветхий Завет, но тут же полностью откатились от динамического духа библейского профетизма, от идей поэтапного становления и остановились на эллинистических, антибиблейских, антииудейских позициях. С другой стороны, Церковь, отвергнув язычество и эллинизм, насквозь пропиталась элементами этих мировоззрений».

Кризис современной культуры является закономерным завершением двухтысячелетней эпохи эллинизированного «христианства» и присущей ему интерпретации Священного Писания. Сегодня, чтобы выйти из тупика, нужно вернуться к истинному, первоначальному смыслу Слова Божия. Книги отца Александра, написанные современным, понятным языком, как раз и возвращают нам понимание библейской символики в духе не эллинистической, но подлинной иудейской традиции.

Пока Церковь существовала в лоне этой традиции, она была насыщена огнем и духом, в ней был жив эмоциональный и творческий порыв; но потом, когда христианство начало распространяться в Малой Азии, в местах процветания диких оргиастических культов (от которых требовалось отгородиться), — последовала стагнация. Жизнь в Церкви упорядочивалась, приспосабливалась к обыденным нуждам. Главное же, началось проникновение в понимание Нового Завета (естественной отрасли Ветхого) чуждых Ветхому Завету смыслов. В результате Церковь стала терять огонь Духа Святого и приобретать бытовые формы, связанные с верованиями окружающих Израиль народов.

На языке Библии Дух — это сила, это мощь, проявляющаяся исключительно в динамическом виде. Дух Божий в Библии связан с представлениями о движении. На Иордане Его видят как стремительно летящую птицу, ученикам Он был явлен в виде огненных языков, т.е. Он ни в коем случае не может быть представлен в виде неподвижных образов. Отец Александр говорил, что сила Божия «подобна огненной плазме».

Теряя силу Духа, свое духоносное призвание, Церковь постоянно опаздывала. А отказавшись от активной адаптации к изменениям внешнего мира, она уже не могла устоять в бурном море исторических перемен. Однако по отношению к самой возможности изменений в Церкви и обществе можно четко разделить языческое и подлинно христианское мироощущение. Батюшка считал, что вернуть свои позиции христианство сможет только через возврат к первоначальному, библейскому преданию, которое видит мир в становлении и развитии.

 

«Когда императоры стали христианами, — говорил отец Александр, — это было роковое событие. Может быть, для тогдашних людей это выглядело иначе, но для нас оно роковое». Батюшка воспринимал Церковь как открытую систему, такой, какой ее закладывал апостол Павел. Но открытость ранней Церкви, начиная с христианизации Византийской империи, все больше и больше сменялась закрытостью. Отец Александр полагал, что необходимо возвращение Церкви к первоначальной открытой модели. Он был убежден, что лишь в этом случае христиане смогут вникать в общественные проблемы и действенно участвовать в их разрешении; только такая Церковь может стать «закваской», которую Господь обещал миру. А закрытая система как может быть «закваской»?

В современном состоянии Церкви можно увидеть много параллелей с эпохами «закрытого» христианства. Некоторые иерархи до сих пор стремятся к санкционированному властью внешнему торжеству Церкви. Но история показала, что внешнее торжество, особенно в союзе с государственной властью, является убийственным для христианства.

Когда отцу Александру говорили о том, что Церковь до революции была могущественной, он отвечал: «Очень плохо, что она была могущественной, ничего из этого доброго не получилось» [8]. Ведь ее могущество вырастало не из Духовного Источника, а из тесной связи с империей. Однако Церковь никогда не развивается земными силами, земной помощью; только силой Божией она движется и живет. «Сила Моя совершается в немощи», — говорит Господь апостолу Павлу (2 Кор 12.9). Когда все внешнее терпит фиаско, тогда воскресает Церковь.

Не случайно праздник Торжества Православия был установлен на Востоке в честь Собора, объявившего ересью иконоборческое движение, которое поддерживали могущественные византийские императоры. Вся византийская власть, т.е. все силы государства были тогда против Церкви, а за истинную веру выступал народ и святые – св. Иоанн Дамаскин, св. Федор Студит. Не мечом, а духовной силой побеждало подлинное Православие. «Когда же в прошлом Церковь прибегала к внешней силе, она теряла право называться Христовой Церковью», — говорил батюшка.

 

Многие беседы и проповеди отца Александра были направлены на переосмысление истории страны, христианства, истории различных религий. Батюшка видел путь Церкви как единый и непрерывный поток: Церковь и Библия, Писание и Предание, закон и благодать — постоянно создающийся, обновляемый поток, в котором сливаются Божественная воля и человеческий дух. К этому единому потоку богочеловечества примешиваются грех и людская немощь – «все мелкое и временное, что прежде всего бросается в глаза; духовное же требует подвига и продвижения вглубь».

Предание суммирует духовный опыт Церкви, накапливаемый из поколения в поколение веками. А воплощают этот опыт святые. Он становится доступен всем членам Церкви через молитвенное общение. И отец Александр предание Церкви прежде всего ощущал в своей молитвенной жизни. Он писал: «Святые – это те, кто были причастны запредельной Реальности. Им во всей полноте присущи черты конкретного человека, вписанного в определенную эпоху. И в то же время они возвышаются над ней, указывая путь в будущее» [9].

 

...

 

6

 

Говоря о роли Церкви в общественной жизни, отец Александр часто ссылался на архимандрита Феодора (Бухарева), ученого-богослова и библеиста, жившего в XIX веке. Тот первым поднял вопрос о том, что проблемы, которые волнуют человечество, — проблемы культуры, творчества, социальной справедливости и т.д. — не могут быть безразличны для христиан. Напротив, духовные идеалы Евангелия должны стать источником внутренних сил для решения этих проблем.

Западный богослов отец П. Тиволье писал: «Христианин не может засесть в своей вере, как в неприступной крепости. Отнюдь нет. Скорее можно сказать, что он в лодке, которая качается от жизненных бурь – и может потонуть. Но направляет лодку Христос, Которому человек доверяет» [13]. Священное Писание ориентирует человека на взрослое, открытое, динамичное, ответственное христианство.

Батюшка считал, что молитва, пост и аскеза человеку необходимы. Но не для того, чтобы, прячась от мира, христианин развивал свою духовную силищу, а для того, чтобы по мере духовного становления он осторожно, со смирением, но все-таки двигался вперед. Ученик Господа должен быть воином, ибо в мире идет постоянная и усиливающаяся духовная битва. «Да, кругом стреляют, но что делать? Такие условия… Тот, кто отсиживается в траншее, работает на поражение своей армии», — говорил отец Александр.

Представление о спасении как бегстве от мира ведет к безответственности и является признаком инфантильной веры; на этом этапе грех считается нормой, а святость — исключением.

Человеку, увлеченному сверхаскезой, кажется, что, отказываясь от мира, он освобождается от желаний и как бы достигает спасения. Это бессмертие, которое предлагали человечеству Упанишады, йога, буддизм, манихейство, пифагоризм и гностицизм. На этом пути, пишет отец Александр, «ему не будет препятствовать главный тайный враг человека – гордость. Напротив, она будет полностью удовлетворена. Что может её питать больше, чем сознание, что человек стал высшим существом, стоящим надо всем!» [14].

Учитывая таящиеся в аскезе соблазны, батюшка в своем духовном руководстве по молитвенной жизни делал акцент на гармоничном сочетании деятельности в миру с молитвой и созерцанием.

«Человек, — говорил он, — в его телесном и душевном состоянии должен находиться в гармонии. Если он этого достигает хоть в какой-то степени, то он чувствует полноту жизни. Полнота жизни — это и есть переживание счастья. Но гармония не заключается в паритетных началах между духом и плотью, ибо плоть есть низшее в человеке. Гармония между духом и плотью заключается в подчинении плоти духу, в том, чтобы плоть являлась инструментом духа... Святой плоти нет, но есть плоть освященная, которая в человеке занимает соответствующее место. Гармония — это соотношение частей, иерархия… Пример — команда на корабле. Гармония не в том, чтобы все были равны, но чтобы матросы подчинялись капитану».

 

Для отца Александра не было противоречия между апостольским служением христианина в миру и углубленной молитвенной жизнью. В подобном синтезе он видел идеал, к которому в последние века ( и, может быть, более всего в ХХ веке) сделала самый серьезный шаг Церковь. Это тот поток, по которому струится наиболее насыщенная жизненная энергия, именно его выбирали самые могучие христианские подвижники последнего времени.

«Возвращение сегодняшнего христианского мышления к традициям Отцов Церкви есть возвращение христианства к открытой модели, когда оно принимает участие во всем движении человеческого общества. Н. Бердяев называл это воцерковлением мира» [15]. Отец Александр был носителем именно этой модели христианства.

Иисус Христос сравнивал Свой приход с закваской, которая должна постепенно забродить все «тесто» (Мф 13 33). Современный мир, как никогда, нуждается в этой закваске. А если Христа изымают из различных сфер этого мира, чем бы при этом ни руководствовались, это означает очередную победу сатанинских сил.

«Равнодушие или даже отвращение к телесной природе человека (которую ап. Павел называет “храмом Духа Святого”) объясняет, — пишет отец Александр, — почему многие члены Церкви будут так легко мириться с положением обездоленных, с несправедливыми общественными порядками. Они станут лицемерно (или искренне) указывать на небо, напоминая о блаженстве за гробом, тогда как суровая притча Евангелия об овцах и козлищах требует именно земных дел, активной самоотдачи в этой жизни.

Говоря, что человек живет “не хлебом единым”, Христос, однако, повелевает “накормить голодного”, в лице которого верующий служит Самому Богу. Когда же христиане под благовидными предлогами откажутся исполнять эту заповедь, их постигнет неизбежное возмездие. Заботу о нуждающихся и социальной правде узурпируют враги веры...» [16].

Именно в результате безответственного отказа христиан от участия в социальной жизни совершается, по словам Бердяева, нынешний «...бунт человека во имя своей свободы и творчества». Он говорил: «На пустом месте, оставленном в мире христианством, начал строить антихрист свою вавилонскую башню». А ведь для того, чтобы место сие не было пусто, и создал Христос Свою Церковь.

В истинном христианстве «созерцание растворяется в действии, а человеческая воля сплавляется с божественной». Такое слияние делает человека орудием в руках Божьих. Гармоничное сочетание труда и молитвы становится отличительной чертой церковных лидеров именно в XX веке. Среди них батюшка особенно выделял мать Терезу Калькутскую, учеников брата Шарля де Фуко — Малых сестер матери Магдалены Иисуса и Малых братьев отца Рене Вуайома [17], мать Марию (Скобцову) и некоторых других.

 

7

 

Отец Александр говорил, что языческое обрядоверие, эллинистический идеализм и статическое мироощущение – наследие сорока тысяч лет язычества, и быстро тут изменить ничего невозможно. Только медленная, невидимая работа по преображению церковного сознания может принести надежные результаты.

На этом пути надо сохранить лучшее, что есть в традиции Церкви, и одновременно очистить ее от элементов, проникших в христианство из-за контактов с язычеством.

Батюшка считал, что возвратиться к чистоте Евангельского смысла, не растеряв всего ценного, наработанного в опыте святых разных народов, Церковь сможет, если будет настойчиво развивать в христианском миросозерцании эволюционные представления. Только двигаясь в этом направлении, христиане смогут наконец выйти из Константиновой эры.

Православный богослов Иоанн Мейендорф, специалист по святоотеческому наследию, замечал, что эволюционные взгляды не противоречат пониманию творения Отцами Церкви. Эволюционное, динамическое видение мира, истории рождается не от глубоких знаний, не от рациональных размышлений. Так, например, Аристотель имел глубочайшие знания, но мир для него был неизменен, статичен. Эволюционное видение мира, по глубокому убеждению батюшки, рождается из Божественного Откровения.

Вера и надежда христиан (в отличие от материалистов) основаны не на внешнем порядке и благополучии, но на ощущении духовного смысла всемирно-исторической драмы. «Град земной обречен, ибо в своих устремлениях не выходит за пределы посюстороннего, Град же Божий идет по пути бесконечного восхождения», — писал отец Александр [18].

Для тех, кто не верит в духовный смысл истории, вера в светлое будущее – лишь беспочвенное самоутешение. «Вера, — считал батюшка, — это то невыразимое, чем достигается пребывание с Богом. Она поднимает человека туда, где сами собой разрешаются все вопросы и недоумения, ибо человек начинает видеть жизнь глазами Божьими».

Отец Александр считал, что минувшая история человечества — отчуждение, озверение людей, возраставшие вместе с ростом технической цивилизации, — дает мало поводов к излишнему оптимизму.

Пессимисты, которые честно смотрят на происходящее, предрекают страшное будущее; но Библия дает нам видение, противоположное такому восприятию мира. Библейская эсхатология сейчас, как и во дни Исайи, есть нечто идущее вразрез с внешней очевидностью, и основана она не на научных прогнозах. Царство Божие не проверяется наукой и не имеет отношения к естественной религии, поэтому проповедь Благой Вести есть безумие в глазах мира.

Отец Александр ссылался на Лукреция («О природе вещей»), который «признаки мировой осени замечал повсюду» [19]. Так же и у Гесиода («Труды и дни») после золотого века наступает «серебряный», потом «медный» и затем «железный» — закат человечества. И современная наука, наблюдая за развитием вселенной, анализируя природные, экологические и исторические катаклизмы, дает основания скорее для пессимистического взгляда на мир.

Чувство мировой осени, ощущение близости бездны, небытия свойственны всем язычникам. Но Откровение Христа о Царстве Божием как о закваске, которая заквашивает мир, или о древе, которое растет из семечка, говорит нам, что мир находится в становлении. «Мир идет к свершению, мир идет к полноте, мир идет к тому, что все люди будут сынами Божьими», — говорил отец Александр.

В таком его убеждении нет ничего общего с прогрессизмом, который, хотя и претендует на научность, на самом деле, оторвавшись от библейских корней, висит в воздухе без всякой опоры. Никакая наука не дает оснований для выводов прогрессистов. «Человеческий вид, по своему определению, — говорил Бергсон, — является остановкой эволюции». Но в человеке есть тайна. Согласно психологу Виктору Франклу, «человек открыт миру. Этим он отличается от животных, которые привязаны к среде, специфической для каждого вида. В этой среде содержится то, что отвечает набору инстинктов, присущих данному виду. Напротив, человеческое существование характеризуется преодолением границ среды обитания вида Homo sapiens. Человек стремится и выходит за ее пределы, в мир, и действительно достигает его – мир, наполненный другими людьми и общением с ними, смыслами и их реализацией» [20].

Задача человека, которая следует из Евангелия, еще громадней; более того, она бесконечна: не только сдвинуться с мертвой точки, но, выйдя за рамки своего вида, продолжить эволюцию в духовном плане. Отец Александр любил повторять слова немецкого поэта Новалиса: «Человек есть мессия природы» [21].

Что значит — выйти за пределы своего вида? Это значит обрести новое сердце. Об этом говорили пророки, и это исполнилось в тайне Искупления. Но уже при сотворении мира, согласно книге Бытия, человек был задуман как соработник Бога во Вселенной. То есть направление Обетований было задано в Ветхом Завете, а сила для их реализации — в Новом.

Эволюционный вектор развития мира отец Александр видел в развивающемся обожении человечества по благодати. В богословии батюшки много общего с концепциями Тейяра де Шардена. Но если обратиться к наследию Святых Отцов, мы увидим, что Церковь именно этому учила уже со времен святого Афанасия Великого, сказавшего, что «Бог стал человеком для того, чтобы человек стал Богом».

Замечательно, что стремление к Царству Божию не умаляет наши возможности, но наоборот – увеличивает. Вспомним: закваска сквашивает тесто, зерно вырастает в древо, человеку, удачно потратившему таланты, вручается власть «над многим»… Все это указывает на продвижение вперед, на эволюцию духа, на улучшение, совершенствование, а не на ухудшение жизни. Но все это происходит медленно и прикровенно.

То же самое имеет в виду и апостол Павел, говоря о теле духовном: «Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное» (1 Кор 15. 44). «Все тело <…> получает приращение для созидания самого себя в любви» (Еф 4. 16). Учение апостола естественно для древнееврейского мышления, считающего бессмысленным чаяние будущей жизни, лишенной высшего содержания. Апостол Павел жаждал соединиться с Христом, видя в этом залог богатств Новой жизни.

Отец Александр очень благожелательно относился к взглядам матери Марии Скобцовой (лекцию, посвященную ей, он читал за неделю до гибели), считавшей, что наша жизнь на земле по отношению к Вечности похожа на жизнь эмбриона, ведущего биологическое существование и неспособного понять всю сложность и многогранность человеческого бытия. Подобно и мы своим ограниченным сознанием можем представить будущий мир лишь символически.

Батюшка пишет в «Истоках Религии»: «Гибель тела открывает сознанию лишь путь к переходу в другую форму существования». «Однажды загоревшись во Вселенной, огонь духа, подобно жизни, не мог угаснуть, он воплотился не только в коллективном сознании, но прежде всего в каждой его единице... Личность — это высочайший шедевр мирового творения». «То, что дух в состоянии пережить распад тела, есть закономерность и важнейший шаг космоса на пути к сверхприродным мирам». В конечном счете, по мысли отца Александра, все наше «земное творчество есть радость, переплетенная с глубокой тоской по совершенству и идеалу».

Но сила Фаворского света может помочь человеку выйти за свои пределы уже в земной жизни. Благодарность Богу за даруемую благодать Святого Духа рождает желание ответить Ему своей, человеческой любовью. Деятельная любовь – и есть та сила, которая двигает человека за границы его вида. «Эта духоносность, — отмечал отец Сергий Булгаков, — не поддается точному описанию, однако она чувствуется при общении с имеющими ее как особая духовная сила, из них исходящая, как духовное благоухание, от них струящееся, как иная, высшая жизнь, в них открывающаяся в пределах нашей человеческой жизни. Они являют, что Царство Божие внутрь нас есть, между нами и в нашей жизни» [22].

Такому человеку становится мало земных сил и способностей и, соучаствуя в Божественном замысле, он выходит на новые рубежи. «Преодолеть силой духа косность материи, — считает батюшка, — преобразить ее, возвести через себя на высшую ступень развития — в этом космическая задача ноосферы, а венец ее устремлений есть победа над телесной смертью в природе» [23].

Путь к открытому христианству лежит через сопричастность каждого Откровению Божественной любви, которое дается через вхождение человека, рожденного от Святого Духа, во Христа. Вектор развития человечества задает Христос, т.е. сама Жизнь («Я есмь жизнь»). Эта жизнь – кроткая и мужественная, свободная и устремленная к цели. Но к цели не обязательно практической и «полезной», а прежде всего, к стратегической, идеальной. В любом случае задача человека быть творческим, открытым, податливым, способным к обучению.

Западный богослов Р. Гуардини писал: «Главная задача — исполнение заботы Божией, внедрение Его Царства. Дар идет исключительно от Божественной свободы и никоим образом не является пленником каких бы то ни было прав и гарантий. Это свойство настолько важное для христианина, что он отказывается от всего, что носит название обеспечения. Обеспечение есть право, договор, обязательство, а христианин отбрасывает обеспечение со всеми его последствиями и, таким образом, в сердце своем соглашается с тем, что Бог мог создать человека, определить его место, решить его судьбу согласно Своей воле».

Когда исчезает открытость, свобода и возникает тяга к гарантированному обеспечению, пропадают вера и надежда. И человек уже идет не «по воде», а «по асфальту». Может быть, призвание христианина именно в том, чтобы он ходил «по воде», и нет для него ничего опаснее хождения «по асфальту». Это хорошо чувствовал Ш. Пеги, французский поэт: для него чувство твердой почвы противоположно состоянию благодати. «Хуже всего, — говорил он, — не злая извращенная душа, а душа, готовая окостенеть в привычке. На душу в состоянии привычки благодать не действует. Она скользит по ней, как вода по маслянистой ткани».

Первыми, познавшими благодать, были простые пастухи, патриархи Израиля, — Авраам, покинувший насиженные места, и его ближайшие потомки. Открытыми действию Бога были и царь Давид, и древние пророки. Им Господь противопоставляет хозяина, задумавшего построить житницы, заполнить их добром и успокоиться на этом (Лк 12.18). Иисус подталкивает учеников к состоянию «необеспеченности», которое «провоцирует» Бога на дары, способные укрепить веру и сделать жизнь по-настоящему зависящей только от Него.

Бесстрашному риску веры, открытости и благодати всегда противостоит магическое отношение к миру, стремление во всех сферах (и в духовной тоже) гарантировать себе надежность и незыблемость. И тогда обряду и ритуалу придается первостепенное значение. Но мы знаем, что «бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет» (Лк 12.21).

...

 

12

 

Батюшка считал необходимым заимствовать в традиции Отцов и Учителей Церкви то, что более всего соответствует Духу Священного Писания. Только так Церковь сможет вернуться к апостольскому служению и обретет способность работать на ниве Господней.

Лишь в свете библейского мышления станет, наконец, ясно, что делать с эллинистическим идеализмом и гностическими перегибами, породившими кризис христианского монашества. Отец Александр прямо связывал идеалистический пафос, привлекающий некоторых монахов, с незнанием Священного Писания. Недаром такие монахи, как св. Бернард Клервосский (который требовал участия христиан в мирской жизни, а не только подвигов ради «спасения» своей души), не всегда встречали понимание в Церкви. По этой же причине очень поздно появились монахи-врачи, монахи-миссионеры, монахи-просветители, которые не только молились за людей, но и трудились ради их пользы. Западная Церковь совсем недавно начала осуществлять этот синтез, свидетельствующий о накопившемся понимании Библии.

Хотя монашество было заимствовано христианством со стороны, на Западе сегодня оно несет в себе лучшие плоды церковного творчества, подвига, мысли. Именно поэтому в Католической Церкви оказалось возможным появление таких людей, как мать Тереза Калькутская или Винсент Де Поль. Это есть прямое согласование воли Божией с жизнью.

Когда человек посвящает себя другим, он выполняет прямое евангельское требование: «Возлюбите друг друга, как Я возлюбил вас», «отвергнись себя». «Те, кто подражает матери Терезе, — говорил отец Александр, — есть истинные последователи Христа, и то, что они монахи – совершенно естественно… Ибо люди, вложившие всю душу, все силы в какое-то дело, освобождаются от многого. Это жертвенная самоотдача».

Но на одном отрицании мирского быта монашество устоять не может. Когда вековой мистический опыт монашества уравновешивается евангельскими требованиями социальной справедливости, тогда есть и мистика, и настоящее богопознание.

Мистика магическая — это «многозаботливая» мистика, отяжеленная миром. Мистика гностическая – эзотерическая мистика, закрытая от непосвященных. В христианской мистике человек узнает, что Бог заботится о нем, как отец заботится о своем ребенке, потому что теперь в нем живет Его Сын. Вся христианская мистика может быть выражена словами апостола Павла: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2. 20) Ибо христианская мистика — это молодость духа, это всегда свобода, открытость.

Но отец Александр предупреждал, что к людям, исповедующим открытое христианство, во все времена, даже если их святость была очевидна, относились плохо. Носители языческого мировоззрения всегда воспринимали их как покушающихся на базовые ценности. Батюшка говорил, что в этом была беда ученых-исследователей, например, святого Альберта, которого считали чернокнижником, хотя потом он был причислен к лику святых. Так же было с Авраамием Смоленским, который едва не попал на костер за свои проповеди, или с известным врачом Теофрастом.

За 20 веков язычество так и не было преодолено. Более того, оно извратило многие христианские идеи. Например, стремление послужить ближнему, заложенное в христианстве, вышло за рамки Церкви, приобретя искаженные формы социализма, а идея вселенской миссии была подменена идеей европейского империализма. «По миру пошло не Евангелие, а власть белых», — считал батюшка. В дальнейшем представление о Царстве Божием секуляризировалось и превратилось в различные виды социальных утопий.

«Сначала христианские идеи были погребены под властью язычества, — говорил отец Александр, — но вырвавшись из-под глыб, они потеряли свое духовное ядро и стали светскими». Однажды он даже сказал: «…прогресс — это осатанелое христианство», имея в виду социалистический интернационал, масонство и прочее.

Возрождение, расцвет или угасание христианства в то или иное время и в разных странах отец Александр связывал с приближением или удалением Церкви от Священного Писания. В ослаблении библейского духа уже таится тлен церковного угасания, порождающий искаженные представления о Боге и человеке, потерю чувства историзма, утрату ответственности за судьбы мира.

Как ветви эволюции, не ведущие к человеку, оказались тупиковыми, так же и любая другая духовность, существующая помимо Священного Писания, находится на «линии угасания». А «то, что находится на линии Евангельской, — находится на линии возрождения».

Замечательное доказательство этой мысли мы находим в развитии и укреплении протестантских церквей. Казалось бы, с православной или католической точки зрения, по многим признакам (отсутствие иерархии, неприятие святых, непочитание Девы Марии, несколько иной смысл таинств) протестантизм далеко ушел от первоначального и животворного Предания, а он тем не менее все равно находится на линии восхождения. Ибо протестантизм, начиная с переводов Лютера, всегда отличался здоровым стремлением приблизить Священное Писание к жизни каждого человека. И оказалось, что все «искажения» протестантов не так страшны, как отчуждение Церкви от Священного Писания, изъятие Слова Божьего из жизни христиан.

Отец Александр сделал очень многое для евангелизации России своим пастырским служением и своими книгами, прежде всего такими, как «Сын Человеческий». Батюшка понимал, что для дела Божьего нет ничего более важного, чем распространение Священного Писания.

Он говорил, что если человек не читает Слово Божие, то этот пробел не может заполнить ни чтение акафистов, никаких других книг. Слово Божие должно стоять в центре нашей жизни. Так же считали и видные святые Православной Церкви.

Святой Иоанн Кронштадтский писал: «Что положило прежде всего начало моему обращению к Богу? .. И что согрело мое сердце любовью к Нему? — Это святое Евангелие». То же можно было бы сказать о преп. Серафиме Саровском, который читал по Евангелию в день, о Ниле Сорском, Максиме Греке и о многих других.

А в древности Великий Анастасий Синаит утверждал: «Во всем, что мы говорим и делаем, должны мы видеть удостоверение от Священного Писания, иначе обманутые человеческими измышлениями, отпадем от истинного пути и впадем в пропасть погибели». «Нам необходимо со страхом и любовью поучаться Божественному Писанию, возбуждать себя и друг друга напоминанием Слова Божьего. Так учат нас все святые, побуждая нас к прилежному книжному чтению».

 

13

 

Существует прямая онтологическая связь между антибиблеизмом, антисемитизмом и демоническим, оккультным путем. (Ясно, откровенно выражена антисемитская позиция оккультистов в книге «Истоки тайноведения»)[35]. Враждебность к евреям и оккультный подход к национальным вопросам, характерные для нацизма, неприемлемы для вселенского христианского сознания.

Но надо признать, что в пору борьбы за самоидентификацию, многие народы склонны к тем или иным видам магизма и одновременно к изоляционизму и национализму.

Известный богослов Луи Буйе считал, что «от самозамыкания к вселенскости можно перейти отнюдь не путем упразднения народа Божьего, а только его расширением, при котором он не только не теряет своих отличительных черт, но передает их другим, углубляя их и сам воспринимая их все глубже и глубже... Суровость первоначального отделения была условием для завершающей чистоты и, следовательно, единства… Такая вселенскость предполагала выделение из гущи заблуждений и смешений в качестве необходимой предпосылки для подлинного воссоединения» [36]. Естественно при этом, что национальное вселенским быть не может. Это понимал еще Чаадаев, когда писал: «Христианское сознание не терпит никакого ослепления и, менее всех других, предрассудка национального, так как он более всего разделяет людей» [37].

Вселенскость христианской Церкви появилась не на пустом месте, все развитие ветхозаветного иудаизма шло в направлении преодоления национальных предрассудков. Что же касается позиции Православной Церкви, то здесь по-прежнему остается актуальным предупреждение Г. Федотова: «Нет более распространенного недоразумения среди нас, чем совмещение православного и русского…. Православное — это вселенское, это для всех, а русское только для нас».

Таким образом, русская церковная культура не есть все Православие. Важно не выдавать за вселенское особенности своего национального пути. Как национальное, так и вселенское только страдают от этого смешения.

 «Не горделивое спасение мира, — писал Г. Федотов, — а служение своему призванию! Не мессианство, а миссия, путь творческого покаяния, трудовой трезвенности, переоценка, перестройка всей жизни — вот путь России, наш общий путь» [38].

Свои взгляды на проблему антисемитизма отец Александр отчетливо изложил в таких книгах, как «Вестники Царства Божия» и «На пороге Нового Завета». Известно, что многие члены Церкви до сих пор обвиняют евреев в том, что они не приняли христианство. Но отец Александр говорил, что это так же нелепо, как если бы буряты, принявшие буддизм, ненавидели Индию (где буддизм появился) за то, что та не приняла буддизм.

Антисемитизм появился в церковной ограде спустя приблизительно сто лет после появления первых Евангелий, когда, по словам отца Александра, «новую веру приняли восточные оккультисты и переплели христианство с гностической теософией»[39]. Антииудейское отношение, укоренившееся в Церкви, батюшка считал не просто каким-то конфликтом, не обыкновенной психологической нетерпимостью, а «величайшим грехом, гнусностью, потому что антисемиты в Церкви, — говорил он, — унижали именно тех людей, с которыми были связаны кровью».

Батюшка подчеркивал, что еврейский народ был избран для религиозного служения, и сияние Божие было с теми людьми, которые сохранили верность Богу в своем сердце. Куда бы они ни делись, всегда, если они сохраняют веру, с ними будет храм Божий; где бы они ни были, по всей земле, с ними будет Господь.

Призвание еврейского народа — нести Слово Божие другим народам – было и личным призванием отца Александра. Возможно, поэтому у него было столько благодатных даров и он так много сделал в своей жизни. У пророка Исайи мы читаем: «Он (Господь) сказал: мало того, что ты будешь рабом Моим для восстановления колен Иаковлевых и для возвращения остатков Израиля, но Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли» (Ис 49. 6).

Еврейство после того, как в его недрах возникло христианство, стало своеобразным ферментом, который оказывает сильнейшее воздействие на мир, растворяясь, но не исчезая, превращаясь в новое качество. Евреи, ставшие «закваской» преображения — христианами, продолжают играть важную роль в духовном становлении человечества.

«История спасения, — полагал отец Александр, — все еще продолжается. И если в древности ограда Закона несла защитные функции, служа подготовке Ветхого Завета к Новому, то не окажется ли сохранение Израиля в христианскую эпоху тесно связанным с будущими религиозными судьбами мира? Коль скоро мы верим Писанию, то должны верить и тому, что обетования Божии непреложны» [40].

А в книге «На пороге Нового Завета» он писал: «Иисус одобрял ревностных книжников, наученных Царству Небесному, которые выносят из своей сокровищницы старое и новое. <...> Многие из них жили интенсивной духовной жизнью и исповедовали высокие нравственные понятия. <...> Христос засвидетельствовал, что Община Второго Храма сберегла завет Моисея и пророков. И через эту Общину происходит переход к новой мировой Церкви» [41].

<…>

«Избрание — это не привилегия, а великая ответственность, заключенная в духовном призвании. Не потому Израиль стал народом Божиим, что он лучше или выше других, но потому, что ему было предназначено принять Откровение, быть его сосудом и носителем. <…>

Пророк Амос говорил: “Только вас возлюбил Я из всех племен земли, потому и взыщу с вас за все зло ваше” (Ам 3.2). <…>

Слово “возлюбил” в подлиннике звучит как “познал”, то есть приблизил к Себе, вступил в тесное общение. Это означало, что особый дар богопознания, который получил Израиль, требовал от него полного напряжения нравственной воли, всецелой преданности Богу и Его заповедям» [42].

Но тот же Амос считал, что будут спасены и другие народы, не только Израиль. А пророк Исайя, зная, какие сложные отношения были у Израиля с Египтом, понимая, какими врагами Израилю были ассирийцы, тем не менее говорил, что наступят времена, когда Бог благословит все народы. И скажет Господь: «Благословен народ мой — Египтяне, и дело рук Моих — Ассирияне, и наследие Мое — Израиль» ( Ис 19. 24-25). В этом тексте мы угадываем будущие строки Нагорной проповеди о том, что «Бог посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф 5. 45).

Отец Александр считал полезным возобновление диалога между иудаизмом и христианством, ибо в иудаизме он видел возможности для более совершенного познания Бога в грядущем, когда «мир сей сменится после явления Мессии миром будущим, когда Предвечный станет ближе к человеку. “Время Мессии” понималось как промежуточный период, связывающий оба мира. Некоторые раввины утверждали даже, что Помазанник Божий принесет людям “новый Закон”. Этот взгляд, который обычно ускользал от внимания как христианских, так и иудейских богословов, приобретает исключительное значение в свете Евангелия» [43]. Если бы это принималось во внимание, возможно, было бы больше точек соприкосновения и понимания. Так, в первые века «многие раввины не считали границу между иудаизмом и христианством непроходимой».

И, конечно, прав был Владимир Соловьев, утверждавший, что сами христиане стали в дальнейшем препятствием для обращения иудеев в христианство. Именно антисемитизм и низкий моральный уровень христиан оказались непроходимой завесой для дальнейшей эволюции иудаизма. В первые же годы обращение иудеев в христианство, согласно книге Деяний Апостольских, происходило повсеместно.

Отец Александр, будучи по происхождению евреем, с одной стороны, гордился этим как особым призванием, но в то же время изобличал недостатки современного иудаизма.

А будучи православным христианином, он обличал и недостатки своей Церкви. Тем самым он вел себя подобно пророкам и невольно восстанавливал против себя как иудеев, так и православных.

 Но совершенно не справедливы те, кто считает, что отец Александр был пастырем православных евреев и занимался прозелитизмом. Он был священником не для евреев, а именно для советских язычников, как Павел был апостолом язычников-эллинов.

Приходившие к батюшке евреи до своего Крещения никогда не исповедовали иудаизм. Они только этнически были евреями, до обращения в христианство считали себя людьми безрелигиозными и в этом отношении ничем не отличались от русских или татар.

Представление о том, что в приходе отца Александра были одни евреи – тоже миф, выдуманный антисемитскими кругами, чтобы оттеснить отца Александра на обочину Православной Церкви. Цель тут одна: показать, что он в Церкви не свой, что он, мол, Церкви не нужен.

Но ведущие иерархи Православной Церкви считают совсем иначе. Митрополит Ювеналий говорил в своем слове на отпевании батюшки: «Отец Александр был блестящим проповедником Евангелия Христова, для которого не было своих и чужих, близких и далеких. Его незлобивое, любящее сердце принимало всех людей» [44]. И действительно, батюшка уделял внимание евреям не больше, чем другим. Правда, для евреев было важно, что их здесь понимают и не унижают. Но в приходе отца Александра точно так же принимали и понимали людей любой этнической принадлежности.

И все-таки, призвание Божие, как говорил апостол Павел, отменить нельзя. Те, кто отрицает особую роль еврейского народа, отказываются и от Марии Девы, и от святых апостолов. Зараженные бациллами антисемитизма не смогут войти в удел Божий! А мы должны понимать, что живем у истоков нового эона, отмеченного в конце ХХ века все большим числом еврейских христианских мыслителей и подвижников.

 

14

 

Гностические представления, оккультизм и антисемитизм существуют в церковной среде во многом из-за необразованности христианского сообщества. Члены Церкви зачастую не имеют даже элементарных знаний о вере прежде всего потому, что немногие из них сегодня способны получать информацию из книг. Настало время подумать о том, как рассказать им о Библии, используя современные аудиовизуальные средства — увлекательные телепрограммы и кинофильмы.

Отец Александр считал грехом, когда на вопрос о своей вере человек не может ответить с достоинством, как подобает христианину.

Сам батюшка особое значение придавал катехизации перед Крещением. Одному очень нетерпеливому человеку, который хотел побыстрее креститься, он говорил:

«Представь себе пустыню, ты идешь по ней, и вдруг возникает прекрасный храм с очень красивыми золотыми дверями, он весь сияет и светится. Ты подходишь к дверям, открываешь их и видишь, что за ними такая же пустыня. Я же хочу, чтобы ты, открыв двери, попал не снова в пустыню, а в прекрасный Божий дом»[45].

Для подготовки к Крещению отец Александр уже при Советской власти создавал особые группы, которые вели специально отобранные им люди. Крестить взрослых людей, приводить их в Церковь — это не только апологетика и катехизация, но и миссионерский подвиг.

В одной из бесед с прихожанами батюшка рассказывал о начале своего священнического служения: «…Вначале, всякий раз, когда я крестил тех, кого приводил в Церковь сам, я тут же заболевал. И это продолжалось бесконечно, но я сказал себе, что все равно буду крестить, что бы со мной ни было, и в конце концов это отступило».

 

Люди лишь тогда могут по-настоящему войти в Церковь, когда встречают на своем жизненном пути вот таких истинных свидетелей Господа. Поэтому так важно впустить в себя Евангельский свет и принести его с собой туда, где живешь и работаешь. Все те, кто посвятил свою жизнь Христу, участвуют в преображении мира в направлении, заданном духовной эволюцией.

Отец Александр часто говорил в своих проповедях о призвании и ответственности христиан за то, чтобы ввести силу Божию во все сферы церковной и общественной жизни:

«Господи Иисусе Христе,

Ты призвал не людей сильных,

не людей мудрых,

не людей, у которых сердце открыто ко всем,

а Ты призвал нас всех без разбора,

как в той притче,

когда господин собрал по улицам всякий сброд,

всех, кто только ни шел, пригласил к себе.

... 

Господь каждого из вас вел, каждого из вас нашел, застиг. Застиг в какой-то момент вашей жизни. Ведь у каждого из вас был свой кризис, свой перелом, свои трудности. И вот Господь вас встретил на дороге жизни, как апостола Павла на дороге в Дамаск. Встретил, остановил и... повел за Собой.

А других, может быть, так и не встретил...

 

Это может показаться несправедливым, но Бог Сам (все) знает, и не нам судить о Его деяниях. Нам важно, что Он вытащил нас из болота обыкновенной, умирающей, агонизирующей жизни. Жизни, на которой лежит печать смерти. И Он нам дал совсем другое...

Апостол Павел говорит, что, став христианами, мы должны были стать новой тварью, новым творением.

И это не просто слова. Это значит, что все качества вашей души должны были как бы высветиться: там, где была пассивность, покорность, — должно появиться здоровое, крепкое терпение. Там, где была скупость, — появилась бы умеренная нормальная бережливость. Там, где было желание вмешиваться в чужие дела, должна появиться ответственность за других, но ответственность целомудренная, скромная.

Все это, как бы, те же качества души. Бог ведь не хочет, чтобы мы перестали быть самими собой. Он хочет, чтобы из нас самих была новая тварь».

 

Человек, у которого есть намерение не грешить, может просить Бога о чудесной силе благодати. Без этой силы ни духовное совершенствование, ни духовная педагогика невозможны. Господь Иисус обещал, что пошлет ученикам Духа Святого, после того как кончится Его земная жизнь. «Дух Этот, — говорил батюшка, — придет в Его Церковь, придет к тем, кто захочет Его принять, и мы должны ожидать не каких-то сверхъестественных знамений (нам они совсем не нужны, мы и недостойны их), нам важно, чтобы мы почувствовали силу жить по-Божьи, действовать по-Божьи, чтобы жили, действительно, не пустой короткой жизнью, а полнотой жизни».

Батюшка хотел, чтобы люди, открывшие себя потоку любви Божией, потом начинали творчески участвовать в приобщении своих современников к Новой Жизни, несли им свет своей веры и словом, и делом.

. . .

 

[Александр Мень]  |  [Содержание]  |  [Библиотека «Вехи»]
© 2002, Библиотека «Вехи»